Российская этнополитика XVIII—XIX в. - последствия вестернизацииСтраница 8
И, тем не менее, к середине XIX в. российская социально-политическая система, безусловно, все еще удовлетворяет определению империи. Такие его элементы, как значительная территория и этнокультурная гетерогенность, очевидны; последней при этом соответствует неоднородность этнополитическая — факт, обычно не то чтобы отрицаемый, но игнорируемый. История российского государства «сплошь и рядом неправильно воспринимается и трактуется исключительно как русская национальная история», причем «это характерно для западной историографии еще в большей мере, чем для советской» — и значительной части российской тоже. Естественно, исключением являются работы, специально посвященные проблемам национальной политики; но в исследованиях, претендующих на интегральное описание российского общества, учет этнополитической неоднородности России встречается крайне редко. Между тем такой подход должен существенно корректировать и конечные выводы, и сам исследовательский дискурс. А ведь еще в 1911 г. Б.Э. Нольде отмечал: «Внешняя симметричность устройства русского государства и полное подчинение местных властей воле центрального закона является завоеванием сравнительно весьма позднего времени. Еще очень недавно, в XVII, XVIII и XIX столетиях, в русском государственном быту, рядом с элементами коронного управления и элементами всецело подчиненного русскому закону самоуправления, существовали в высшей степени яркие явления граничащей с государственностью автономии отдельных местностей, входивших в состав русского государства». При этом в целом ряде областей, ранее располагавших столь широкой автономией, но к середине XIX в. политически интегрированных в состав империи (Украина, Польша, Закавказье), система управления и правовой регуляции все равно сохраняла ярко выраженную местную специфику, в том числе этнокультурного происхождения. https://www.slavstol.ru кресла для персонала офисная.
Сложнее обнаружить элементы универсализма в функционировавших тогда механизмах легитимации власти и ее самоидентификации. Далеко зашедшие вестернизация и секуляризация российской государственности и правящей элиты, вовлеченность России в европейскую политику, определявшуюся к этому времени без привлечения универсально-трансцендентных понятий и концепций, блокировали эксплицитное выражение традиционных для России имперских ориентации в этой сфере. Их присутствие, тем не менее, подтверждается косвенно. Так, сохранялась, несмотря на все культурные и религиозные перемены, мощная тенденция сакрализации царской власти (действие которой будет продолжаться вплоть до начала XX в.), причем «если первоначально восприятие царя как образа Божия восходит к книжным источникам, то постепенно, можно думать, оно становится фактом религиозного сознания». Более того, «во времена правления Николая I православная Церковь, как опора консервативной государственной политики, снова стала играть видную роль» (роль, естественно, не самостоятельную — в это время развитие петровского взгляда на Церковь исключительно как на инструмент государственной политики достигло апогея), что было особенно заметно по сравнению с религиозной индифферентностью екатерининской эпохи и мистическими увлечениями Павла I и Александра I. Отразилось это, в частности, в возобновлении в 1828 г. миссионерской деятельности — хотя и мотивировавшемся в первую очередь тем, что, по постановлению Синода, «единство в вере способствует также единодушию и единомыслию в государстве», однако символизировавшем и верность традиционным представлениям о единой миссии Царства и Церкви.
Гораздо очевиднее сохранение в российской политической культуре универсальных ориентации становится при обращении не к правительственным кругам, а к общественной мысли, все более заметной в первой половине XIX в. Именно благодаря ее возрастающей независимости здесь возможно обнаружить намного более зримые свидетельства этого сохранения. В.В.Зеньковский характеризовал ситуацию следующим образом: в допетровскую эпоху «русские люди полагались на «силу благочестия», как преображающее начало, и строили утопии «священного царства» и преображения России в «Святую Русь» именно на этом основании. С упадком церковного сознания и с торжеством процессов секуляризации . эта духовная установка не исчезла, но стала проявляться в новых формах» — то есть при смене языка политической коммуникации начались поиски новых каналов выражения старого содержания. Тот факт, что со времени Чаадаева «вселенская миссия» России тематизируется как основной вопрос русской мысли практически вне зависимости от любых идеологических разногласий и дискутируется лишь ее содержание (в практически безграничном диапазоне возможных значений), но никак не само ее наличие, может быть адекватно понят лишь в контексте традиционных имперских представлений об этой миссии. Чем менее обнаруживалось ее понимание и следование диктуемым ею императивам в государственной деятельности, тем более напряженно воспринималась эта ситуация за пределами правительственных сфер — и оппозиционность такого восприятия служит лучшим доказательством глубокой укорененности имперского универсализма даже в слоях, в наибольшей степени подвергшихся европейскому влиянию и демонстративно эмансипировавшихся от государственной власти
Войны Карла Великого.
Еще при жизни брата Карломана Карл начал свою первую самостоятельную войну в Аквитании в 769 году против поднявшего мятеж Гунольда. Карл развязал ее, рассчитывая на помощь брата. Но хотя брат не оказал ему обещанной помощи, Карл решительн ...
Культура Болгарии
В целом, начавшиеся в 1878 г. перемены, охватили все стороны жизни болгарского общества, включая традиции и нравы.
С появлением болгарского национального государства началось становление системы образования. В соответствии с Тырновской к ...
Реформа в армии
Потемкин оставил о себе добрую память и среди солдат, введением новой военной формы. Весной 1783 года он подал императрице записку с обоснованием необходимости избавить солдат от одежды, стеснявшей движения, плохо защищавшей тело от непог ...